Все буквы, написанные ниже, являются невероятно диким бредом несчастного и замученного меня в промежутке между полуночью и пятью утра перед-после работы... Причем это восьмая, или даже девятая версия сей грешной анкеты. Под конец мне стало абсолютно пофиг на качество текста, выдержку стиля и так далее. И на то, сколько доз бреда здесь содержится. И даже на то, что я полный идиот в истории.
Но почему-то стыдно аки монашке при виде голого мужика…О_о

1. Имя и фамилия. Прозвище.
Эрнст Гюнтер| Ernst Günther
Прозвище: Геббельс.
(Если верить википедии, то это является оскорблением. Впрочем, если учесть характеристику перса, то ему и на это пофиг)

2. Возраст:
Дата рождения: 17 ноября 2988 года.
29 лет/23 года.

3. Раса:
Василиск

4. Ориентация, особенности "вкуса", предпочтения:
Би.
(Боевое крещение. Ура. Надеюсь, в честь этого можно обойтись без предпочтений, особенностей вкуса и так далее? А то ведь напишу…Ой, чего я только в таком состоянии понаписать могу, лучше воздержаться)

5. Биография. Не менее 15 полных строк:
«Здравствуй, отец. Возможно, мое письмо покажется тебе несколько неординарным, или, скорее всего, ты сочтешь, что пишу я тебе из одного унылого здания для душевнобольных, но уверяю тебя, что каждое слово в нем является правдой. Знаешь, я бы ни за что не стал тебе писать, если бы не понял, что настал момент попросить у тебя прощения. Ты был прав, папа. Тогда в детстве, когда сказал, что ничего хорошего из меня не выйдет. Ты во всем был прав, но я считал верхом правды только свое собственное мнение, и поэтому был зол на тебя. Считал, что ненавижу. Наверное, это и подтолкнуло меня на череду идиотских поступков, как бы ты сказал, вполне в моем духе.
Я почти не помню детства, хотя давно ли оно у меня закончилось? Зато прекрасно помню наши вечные ссоры. Ты старался вырастить из меня мужчину, а я активно противился этому, при каждом удобном случае сбегаю на улицу. Друзей своих первых помню. Ты их всех поголовно ненавидел. Например, Ганса. Веселый парень был тогда, смешной. Но наглый сильно, поэтому и получал в морду и от своих, и от чужих. Мы же с ним буквально на одном горшке выросли, хотя и были абсолютными опровержениями друг друга. Помню, как ты его за ухо через весь двор волок, когда мы на крышу впервые выбрались. Он потом еще долго мне жаловался, что деспотичного какого-то характера, и ухо свое грешное, как доказательство показывал всем, кому не лень.
Сашу помню. Тебе она тоже почему-то не нравилась. Такая же борзая, как Ганс, но только девушка. Поэтому опасная вдвойне. Впрочем, Сашу все боялись. Она ведь единственной девчонкой была, которая нередко лучше парней играла в футбол и скакала по крышам. А так же ввязывалась в драку при первом удобном случае. Адреналиновая девка, ничего не скажешь.
Кажется, единственного, кого ты хоть как-то воспринимал, это Пауля, забитого наукой паренька, который неизвестно каким образом оказался вместе с нами. Естественно, ведь в моей первой компании все имели какие-то должности. Я всегда умудрялся впутать всех в какое-то очередное приключение, а Ганс в свою очередь получал все шишки. Саша была нашим спонсором, у нее всегда были лишние карманные деньги, а Пауль пытался спасти всех. И всегда безуспешно – много ли толку от фразы «Парни, а может, не надо, а?».
И так день за днем, год за годом. Пожалуй, первые, самые верные и самые надежные друзья появляются в раннем детстве. Дети сами начинают общение в песочнице, а заканчивается все крепкой и долгой дружбой.
Нашу маленькую квартирку в Берлине тоже помню, такое не забудешь. Я почему-то по малолетству ее боялся, впрочем, как и все эти дома-клоны, окружающие то, что почему-то было принято называть двором. Сам помнишь, что там было – куча грязного песка, горка, со сломанными ступеньками и всевидящие и всезнающие бабушки на лавочках с управдомом за компанию.  А вот маму совсем не помню. Единственное, что четко отпечаталось в памяти, так это ее нежные и теплые руки, смазывающие спиртом разбитую коленку, и фраза, сказанная с тихой усмешкой «До свадьбы заживет». А на следующий день ее не стало, самолет разбился. Так бывает.
Потом школа была. Непонятно-желтое обшарпанное внутри и изрисованное народной живописью снаружи здание. Помню, мы с Гансом учителей до белого каления доводили, а ты потом приходил из школы, злой, как фурия, и любил меня. Конкретно и беспощадно. И так проходило все счастливое детство, да только ни одного счастливого воспоминания почему-то не осталось. В последнее время я совсем разучился видеть счастье в этой жизни, а почему – напишу тебе позже. На мемуары вдруг потянуло… Наверное, хочу, чтобы ты проникся, а, может, если повезет, и сам проникнусь.
Помню, как уже в старших классах с пеной у рта доказывал учителю истории, что политика Гитлера была самой правильной за всю историю нашей страны, и что в то время людям было, к чему стремиться, у них были идеалы, а сейчас все политики живут только для себя, а народ превратился в унылое дерьмо. Меня тогда Ганс, придурок, Геббельсом обозвал, да так прозвище и приклеилось, как и все детские прозвища. Впрочем, мне уже тогда было на все пофиг, так что сильную великую обиду я не стал изображать, как полагается.
Помню эту грешную траву. Я же тогда впервые на неделю ушел из дома, потерявшись где-то между реальностью и выдумкой, в квартире Ганса, а потом, вернувшись, хорошо получил от тебя в табло. Наверное, ты поступил правильно, но дети все воспринимают по иному, и я ушел из дома окончательно. С тех пор я тебя и не видел. А ведь прошло уже не меньше десяти лет, верно?
Почему-то все прошлое мне кажется таким ненастоящим, вымышленным, как дешевые декорации в первых фильмах двадцатого века. Да ты о них, верно и не знаешь. А я знаю. И даже видел несколько раз. Забавные они, хотя и уступают по технике, но актеры там живые. Такая же разница, как между двухмерной и трехмерной графикой, причем трехмерная почему-то была именно в том веке.
Я бросил школу. Мне к тому времени уже 18 стукнуло, свободный человек. Свободная личность. Жил по началу у Саши, ей мать квартиру отдельную снимала. Саша, добрая душа, все меня от тебя покрывала, цены девчонке нет. Как была борзая в детстве, так и осталась. Работал тогда много. Где угодно. Кем угодно. За сколько угодно. Мне мстить хотелось. А месть требовала денег. Но после передумал. Просто посмотрел на своих друзей. Друзья мои старые в университет поступили. У них все какие-то невероятные планы на будущее появились. А я болтался, как дерьмо в бочке, не зная, что сделать, чтобы доказать тебе… да что угодно доказать! Что из меня может выйти что-нибудь хорошее, что я намного сильнее и самостоятельнее, чем кажусь. Каюсь, была у меня мысль прийти к тебе, и объяснить, что я хочу быть сильным. Очень сильным. Не хочу зависеть ни от тебя, ни от кого-то еще. А только от себя. Но то это тоже как-то не срослось. Наверное, переломным моментом в жизни стал тот день, когда я краем уха услышал по телевизору что-то о гене ОСА2. Сам текст не помню, но помню мысль, адресованную самому себе «Эй, парень. А это твой шанс. Так ты точно сможешь быть независимым».
И уехал. Улетел. Вслед за чердаком. Первым же рейсом в Эниси. Денег, накопленных за последние два года было мало, но достаточно, чтобы прожить. Приперся в лабораторию, и все – темнота, тишина и полное умиротворение. Помню только, что все время зачем-то пытался улыбку на лицо натянуть, хотя для кого и зачем – неизвестно. Очнулся. И с каким-то невероятным удивлением понял, что жив. Вот только жив уже не как человек. Мне кто-то добрый, и, видимо, знающий, очки темные сунул, посоветовав как можно реже (читай никогда) в зеркало не смотреться, а заодно и в глаза другим людям. Я послушался и повиновался. Да, как бы дико это не звучало, но этот ученый хренов был единственным человеком, которого я в жизни послушал без каких либо ехидных реплик. Почему-то была твердая уверенность, что для собственного душевного равновесия необходимо делать все, что скажут.
А дальше не советую тебе читать, если ты не подготовился к самому худшему. И содрогнется мир, и превратятся в прах все древние научные книги… Снится мне вдруг сон, будто я – огромная глиста. Точнее, змея. Ползу куда-то по своим делам, никого не трогаю, хотя жрать очень хочется. А потом вдруг неожиданно понимаю, что не сон это вовсе, это я луначу так. Хреновый эксперимент вышел. Теперь уже нельзя, как раньше, в глаза любимой смотреть, потому что вероятность увидеть ее мертвой, очень велика. И нельзя, как раньше, с Гансом из одной бутылки пиво пить, потому что он свою где-то похерил. Единственное, что я понял, так это то, что жизнь никогда не станет такой же, как и прежде.
Я еще два года прожил там. Страшно было в нормальный мир возвращаться. После понял, что не этого нужно бояться.
Ведь снова сон снится, будто я в руках автомат держу и несусь куда-то вперед с диким воплем, потому что назад – ну никак нельзя. И вдруг останавливаюсь. Понимаю, что снова это не сон, а суровая реальность, и я уже третьи сутки пытаюсь выжить в далеком 1939 году… Не помню точно, что было там. Помню лишь дикий страх перед смертью, она ведь, оказывается, намного хуже, чем я раньше думал. И боль помню где-то в районе сердца. Но выжил. Назло всем, кроме любимого себя, и еще той небольшой горстки людей, которым я был дорог в прежней жизни. Царапину в военном госпитале залатали, да еще и к наградам приставили. За ранение, третьей степени и, почему-то, железным крестом II класса. Не помню, и не хочу вспоминать, чего я такого особо храброго натворил, контузило тогда здорово… А потом, недели через две, просыпаюсь. В своей постели, в грязной форме и с этим грешным крестом на шее. И еще раз понимаю, что нифига это не сон, а очередная суровая реальность. Впрочем, в этом городе нет ничего, чему можно было бы удивиться. Такие «сны» случались и позже. Нет смысла описывать все, на это не хватит бумаги. Первый, видимо, «приснился» в отместку за мою выходку на истории. После я вошел во вкус. Сам принялся перелистывать старые архивы, усердно впихивая себя все собранные знания за последние 3 000 лет. Единственное, что меня в то время смущало, так это эффект неожиданности. Меня могло выдернуть хоть с очка и закинуть куда-нибудь во времена инквизиции. С толчка, правда, еще не сдергивало, но все же…
Еще я понял, что без знания языков, будет трудновато. Очень трудновато. И принялся не менее упорно их изучать. Да, пожалуй, в то время я был как никогда похож на этого девственника Пауля. Когда удавалось вытянуть из прошлого что-нибудь стоящее, а стоящим в наше время считается практически все – сбывал. Мне эти побрякушки даром не нужны, тошнит уже, а есть люди, которые с этого прутся, и готовы отдать огромные деньги.
Ну, а как 22 года стукнуло, понял, что домой надо вернуться. Вернулся – и пожалел об этом. К тебе заходить не стал, реакции боялся. Сразу к Саше пошел. Напились мы тогда… Она рассказала, что Пауль уехал куда-то учиться, тоже мне, гений выискался, а Ганс на машине разбился. Сама же Саша отказалась от матушкиной опеки, и теперь радостно и безвозмездно продает себя всем, кому не лень. Похоже, из всех нас повезло только Паулю, не зря ты к нему всегда хорошо относился.
В Эниси возвращаться пока не хотелось. Не знаю уж точную причину. Я начал изображать Колумба, катаясь по всему миру. С деньгами проблем не было, зато были они с полицаями. Рожа им моя что ли не понравилась? Поэтому на одном месте задерживаться было опасно то ли для меня, то ли для них. В перерывах между своими «снами», как мне нравится называть то, что со мной происходит, я все пытался взгляд свой контролировать. В Древнем Риме, например, человек в темных очках будет смотреться несколько странно, а снимать их тоже не дело, лишние жертвы ни к чему, когда сам хочешь остаться живым. Так все и шло. День за днем, год за годом. Поздравь меня, отец. Я добился своего. Самостоятельный, сильный…и что еще там? Только этого ли ты хотел папа? Этого ли хотел я? А мама? Она бы, наверное не пережила. Но знаешь, мне нравится эта жизнь. Это лучше, чем, как ты, сидеть по 8 часов в сутки в скучном офисе. Мне кажется, что любой человек должен позавидовать такой жизни, как у меня. Хотя, возможно, это только кажется. В конце концов, не каждый любит экстрим, а особенно такой.
В Берлин я возвращался только один раз, хотел узнать, как там все. А узнал лишь то, что ты скончался от старости. Прости меня, папа. Я никогда не смогу сказать тебе, как сильно тебя люблю. Возможно, только на том свете, если он, конечно существует.
Потом все-таки вернулся в Эниси. Не знаю, зачем. Наверное, потому что уже числился в розыске как минимум, в двух странах. Ты был прав, когда-то, когда сказал, что нужно быть осторожнее. И почему до меня это дошло только тогда, когда я успел отжить честные тридцать лет? Едва ли не половину общепринятой человеческой жизни.
Ну, вот и все, отец. Пора заканчивать. Рука уже болит – какими же дураками были древние люди, что любили писать письма на бумаге? И я, видно, не лучше».

Встать. Мутным взглядом посмотреть на часы. Бессонница до добра не доведет. И понадобилось же ему писать это идиотское письмо. Туда, где сейчас отец все равно не доходят никакие письма. Чиркнуть зажигалкой и закурить. В порыве вдохновения он так и не прикасался к сигаретам. А заодно и пройтись пламенем по нескольким листам бумаги, текст на которых он вымучивал полночи.

6. Внешность. Не менее 8 полных строк:
В школе дразнили – «Ариец». Позже, просто «Длинный» или «Скелет». И были абсолютно правы, каким бы прискорбным не казался Эрнсту этот грустный факт. По крайней мере, все три прозвища как нельзя лучше подходили парнишке в глубоком детстве, а в юности окончательно утвердились на своем насиженном месте.
Во-первых, рост. Еще в той же самой школе парнишка выглядел на добрых пять лет старше своих ровесников, лишь благодаря выделяющемуся росту, и из-за которого всю учебную жизнь просидел на задних партах. Вопреки насмешкам отца, рост которого был стабильно средний, Эрнст не вымахал в три метра, развитие остановилась на 195 сантиметрах, что не может не радовать. Еще немного, и приходилось бы пригибаться на входе, чтобы не стукаться лбом об перекладину. Впрочем, в особо негостеприимных домах, парень большую часть времени посвятил именно этому не особо приятному занятию.
Телосложение, конечно, подкачало. Теоретически, для завершенности картины на вольную тему с прозаическим названием Эрнст, парню нужно было быть не худым и не толстым, а, скорее, крепким. И, несомненно, обладать грудой мышц. Увы, вытягивался он только в длину, поэтому его фигура на сей день очень навязчиво напоминает больше вешалку для плащей, чем что-то, подходящее под категорию «нормальный». Совершенно костлявый, ребра едва ли не выпирают из-под кожи, а вдобавок ко всему Эрнст еще умудряется жутко сутулиться при ходьбе, так как приобрел пагубную привычку засовывать руки в карманы. Зато так меньше вероятности стукнуться лбом о пресловутый косяк, по крайней мере, пять сантиметров честного роста уходит в никуда. Иногда создается впечатление, что Эрнст состоит лишь из локтей и коленок, настолько уж парень угловатый. Впрочем, его почти подростковая угловатость не означает полную неловкость и не менее полное отсутствие физической силы, и на том можно поблагодарить матушку-природу, которая, видно, при создании парня занималась с кем-то любовью, и ей совершенно не было дело до того, что получится.
Во-вторых, Эрнст блондин. Самый настоящий, классический. И Мери-Сью может утопиться в ванне с перекисью от зависти. Светлые от рождения волосы имеют привычку выгорать летом, но, увы, совершенно не сочетаются с бледной от рождения, и абсолютно не переносящей загар, кожей. Прическа же обозначается лишь ее отсутствием. Парень доверяет себя парикмахеру лишь тогда, когда из его волос можно сплести длинную косу, какую раньше имели обыкновение носить китайцы. В обычное же время на голове красуется растрепанная и повергающая в ужас все расчески грива, имеющая обыкновение лезть в глаза и нос не только Эрнсту, но и всем, кто рискнул подойти к нему на дистанцию ближе десяти сантиметров.
Лицо не круглое, и не по-лошадиному вытянутое, а вполне нормальной формы, но заметно отличающееся резкостью черт. Если освещение достаточно яркое, то может показаться, что из парня пытались сделать скульптуру, а потом благодушно забили на это бессмысленное занятие за неимением лучших  вариантов, так как сходство со скульптурой начинается и заканчивается лишь резкостью очертаний.
Глаза европейского разреза, по которому, как и по цвету кожи, можно судить о том, что все предки Эрнста до десятого, а то и пятнадцатого колена, были коренными европейцами без примесей азиатской и прочей (…на этом месте автор начинает жутко тупить, вспоминая, кто еще кроме азиатов и европейцев ходит по нашему прекрасному Миру, и чем они вообще, собственно, отличаются друг от друга…) крови. Цвет глаз, некогда светло-голубой с едва заметным оттенком серого, с возрастом приобрел неприятный ярко-голубой оттенок, который нельзя назвать ни не человеческим, ни мертвым, ни каким-то иным. Эрнсту, когда он находит время задуматься о своей внешности, больше всего нравится слово «другой», люди еще не догадались придумать слово для цвета его глаз (а автор придумал. Глючно-голубой), а самому парню просто лень заниматься такими бесполезными и бессмысленными вещами.
Форма ушей – это, пожалуй, единственное, что входит под жестокий критерий «нормальность». Не длинные и не короткие, не большие и не маленькие, и, что несомненно является самым главным, не вытянутые, как у эльфов, а так же не украшенные множеством жутких сережек и всего остального. Да, это действительно та самая нормальность, которой следует гордиться.
Немного портит впечатление орлиный нос, ставший орлиным лишь после третьего перелома. Нос решил обидеться на парня, который не уберег его, как память, и срастись неправильно, образовав на месте перелома небольшую горбинку. А еще довольно тонкие губы, которые, казалось бы, совершенно не приспособлены к улыбке. По крайней мере на лице парня редко получается увидеть что-нибудь, похожее на улыбку, а не на жуткую гримасу, призванную ее изображать. Зато можно похвастаться белизной его тридцати двух нормы и правильным прикусом. А все потому, что Эрнст чистит зубы (и яйца) пастой «Бленд-а-Мед», а так же жует «Орбит» до, после и вместо еды. (Кто бы рекламу еще проплатил?..)
На щеке – шрам крестом, так называемое «боевое ранение», едва заметный на светлой коже. К счастью, это единственный шрам на лице, и можно уныло тешить себя дурацкой присказкой «мужчину красят шрамы».
Так же есть отметина от шальной пули на груди, чуть ниже сердца. Еще немного бы – и все. Можно хоронить и оплакивать. В любой последовательности.
Несмотря на внешнюю хлипкость, руки у Эрнста сильные, но, как ни странно, довольно ловкие. Иначе парень никогда бы не смог научиться карточным фокусам и прочей ерунде, которой приятно развлекать друзей за выпивкой. Кожа грубая, сразу видно, что это унылое тело не относится к разряду неженок. Ногти всегда коротко острижены, а между средним и указательным пальцем правой руки имеется непонятно-желтое пятно, благодаря великому множеству сигарет, успевших пройти через них.
Одевается парень просто и без намека на какой-либо вкус. Главное, чтобы вещи не прилипали к стенке, когда их бросаешь в нее, дабы проверить на чистоту. А остальное вполне можно пережить.

7. Характер. Все те же пресловутые 8 строк и более:
Пожалуй, основной чертой характера Эрнста является то, что ему глубоко пофиг. На все. И пофиг не в том плане, что главным его времяпровождением является сидение на диване и отрешенный взгляд в пустоту, а в том, что взволновать до глубины души могут лишь некоторые вещи. И пускай небо озаряется багровым, и с него падают зеленые протухшие вороны, парень лишь несколько удивится тому, что синоптики этого не обещали, и пожалеет, что оставил дома зонт. Разумеется, если дело посущественнее мертвых ворон, и заслуживает настоящего внимания, Эрнст сперва заинтересуется, а после, если решит, что оно действительно того стоит, возьмется за него, и не закончит, пока не дойдет до конца. Главным принципом парня является то, что если уж взялся за дело, то нужно непременно его закончить, иначе и быть не может. Но вот только за какие-то серьезные дела он берется крайне редко, предпочитая быть сторонним наблюдателем, чем главным героем. Эрнст попросту не любит вмешиваться в ход событий, считая, что если он вмешается, то добра точно ждать не придется: такой много чего может наворотить, а потом еще и компенсации потребовать, за моральный ущерб.
Очень нервный, но не истеричный. Парень заводится с полуоборота, с оборота приходит в ярость, а после этого ближайший десяток дней готов убивать всех, кто попадется ему на пути. Остывает же он медленно, и вполне в его вкусе хранить великую обиду с полгода, а потом еще пару лет напоминать о ней и себе и обидчику.
Обычно Эрнст одаривает своим вниманием лишь немногих избранных, обычно больше предпочитает делать вид, что слушает, чем слушать по-настоящему. Очень язвителен, и, если его начало заносить на поворотах, то остановить невероятно трудно, и поэтому он совершенно спокойно может обидеть непривычного к такому дикому характеру человека, и ни капли не чувствовать угрызений совести. Ее у Эрнста попросту нет, она трагически повесилась в ванной на шнурках от ботинок. Парня можно охарактеризовать одним словом – «хам». Для любителей длинных предложений – «Законченный хам». От него можно ожидать чего угодно, вплоть до того, что он ввалится в кабинет к президенту Америки, аккуратно сложит ноги на его стол, попутно заляпав грязью пару документов, и гордо провозгласит, что все, и в том числе ошалевший от такой дикой наглости президент, могут идти нафиг, потому что так хочет Эрнст. И, что самое забавное, парень совершенно искренне считает, что ему за такую выходку абсолютно ничего не будет. Какая-то детская наивность «Почему это должно случиться именно со мной?» работает даже в его преклонном, почти что маразматическом возрасте. Кстати, о маразме. В запасе парнишки великое множество подобных диких выходок, и он с завидным упорством день изо дня пополняет этот список, а так же еще не разучился удивляться тому, что окружающих его людей удивляет, а иногда даже расстраивает или выводит из себя его поведение.
Во фразах и действиях Эрнста нет никакой логики. Он с пеной у рта может доказывать то, что Земля вообще-то плоская, и держится на четырех слонах. И восемь человек из десяти поверят в эту бредовую историю. Однако сам Эрнст предпочитает никому не доверять. И если уж его заинтересовала какая-либо история, то пока сам все не увидит собственными глазами, а желательно еще и пощупает, не поверит в нее, как бы его не уговаривали совершить этот подвиг.
Если парня начинают в чем-то упрекать, а он находится во вполне приличном настроении, и у него нет особого желания хамить, то у него есть универсальная отмазка на все случаи жизни: «У меня контузия». И это, кстати, отчасти является суровой правдой, а не очередной дурацкой шуткой из неисчерпаемого, как городская канализация, запаса.
Однако, в характере этого «несносного мальчишки», как называли Эрнста в детстве злые бабушки на лавочках, есть и положительные черты. Например, верность. Насчет «любить до гроба» он еще не знает, так как искренне верит, что любви не существует – есть только секс, но точно знает, что за друзей он готов убить не один десяток человек, которые как-то могут их потревожить. Но к этой почти нечеловеческой преданности прилагается отличный противовес: редких людей Эрнст подпустит на близкое к себе расстояние. За место в его сердце, как бы не сопливо звучала эта фраза, приходится долго и упорно бороться. Зато с близкими людьми парень преображается практически до не узнаваемости, и даже не складывает ноги на стол, и практически не хамит на каждом слове, а, значит, игра стоит свеч.
Но эта преданность – единственное качество, которое Эрнст считает положительным. Парню больше нравится считать себя мерзким типом, и всеми способами доказывать это. А доказывать Эрнст любит, так как с детства зачем-то пытался доказать всем окружающим, что он лучше и сильнее их. Нельзя сказать, что у него это не получалось, но с тех пор парень привык добиваться все самостоятельно, не полагаясь на чью-либо помощь. Да и привычка доказывать не исчезла за ненадобностью.
Обладает кучей дурных привычек, как, например, курение. Две-три пачки сигарет за 24 часа – это программа минимум. И, пожалуй, не будь он уже немного не человеком, давно прокурил бы свои легкие до рака. А еще мат. Что может быть лучше выразить весь букет чувств, кроме крепких негативно-окрашенных словечек?
Обладает довольно сильной тягой к знаниям. Но опять-таки не ко всем, а только к тем, которые его интересуют. Интересует его мало, но в больших количествах такие вещи, как история, которая за последние три тысячи лет выросла на столько, что почти не в состоянии уложиться в человеческой памяти и изучение языков. И причем это не просто хобби, а жизненная необходимость, связанная с абсолютно бесполезной (но милой сердцу автора) способностью. Кстати, благодаря ей же Эрнст понял, чего он действительно стоит в этой жизни, и это знание его совсем не разочаровало. По крайней мере стало ясно, что парень имеет недюжинную способность к выживанию в незнакомых условиях, незнакомой местности и, более того, совершенно незнакомой эпохе. А этим уж точно не каждый может гордиться.
В жизни Эрнст любит только две вещи: антиквариат, умело спертый из прошлого и звездное небо над своей головой. Ненавидит он гораздо больше. В частности то, что пронес из детства. А, если конкретнее, то бабушек на лавочек, полицейских, таблички, запрещающие что-то делать, звуки города, подъезды, детские площадки, управдомов… И этот список можно, но не нужно, продлить до бесконечности. Но больше всего парень ненавидит обыденность и серость, поэтому всячески старается разнообразить свою жизнь, и жизнь тех, кто случайно попался ему под руку. Причем, если ему это разнообразие нравится, то остальные почему-то не приходят в щенячий восторг.

8. Личные вещи:
Квартира. К черту роскошь. Ну к чему одинокому мужчине, который хоть и обладает не самым тощим кошельком в округе, огромная квартира в десять комнат, часть которых будет пустой, часть завалена хламом, а единственная, избранная, будет завалена самим Эрнстом? Так что двух комнат где-то в эээ… У автора отключены картинки для сохранности трафика… так что вот именно там, где «Население этих кварталов заставляет желать лишь только лучшего, но сами знаете как в итоге все бывает наоборот. Основная часть населяющих преступники и всякого различного рода бандитов, так что малая часть мирно населяющих жителей этого квартала всегда держит ухо в остро».
Телевизор, стиралка и все остальное включено.
Ага, Люц. Я нифига не меняюсь с возрастом. Меня до сих пор тошнит от роскоши.
Орден Железного креста II степени. Дорог как память. Не отдам. И вообще, из-за него эта идиотская, и никому не нужная способность делалась.
Вещи. Трусы, джинсы, футболки и прочее, что можно найти где-то в самых страшных углах квартиры. Причем каждой находке следует удивляться, потому что найти что либо в квартире Эрнста сродни чуду.
Ноутбук с телефоном. Последней модели. За таких крошек никаких денег не жалко.
И еще невероятное множество разных занятных вещиц, вытащенных из разных эпох, начиная от денег и заканчивая палкой-копалкой.

9. Дополнительные навыки:
Знание трех языков. Родной, английский, русский-матерный. Русский-не матерный в процессе изучения. На кой? Честно сказать, не знаю. Люблю я наш язык, а от первых двух откровенно тошнит.

10. Работа:
Вольный д**еб. В перерывах между бездельем потихоньку сбывает все, что удается натырить где-то в прошлом.

11. Опыт игры:
Два года. С четвертью.

12. Связь с Вами:
У Люца есть… И еще у кого-то из одмэнов есть, только личность этого типа еще не установлена.

13. Пробный пост - не менее 15 строк:
– Мы не настолько хорошо друг друга знаем, чтобы переходить к таким серьезным отношениям, - довольно насмешливо, но без тени улыбки на лице. Фразочка вполне в духе Эрнста. А что еще можно сказать похотливому полицейскому, который уже минут пять старательно его обыскивает. Вляпаться парнишке удалось по самую шею. Он с детства не питал страстной любви к полиции, а в юности, когда темперамент возрос вместе с жаждой приключений, эта нелюбовь стала взаимной, и порой приобретала серьезные обороты.
– Вот, капитан, посмотрите, - молодой совсем. Почти ребенок, лет двадцать, если не меньше. Но, видно, уже научился обращаться с начальством и лизать задницу, когда это необходимо. Эрнст пытается усмехнуться, но усмешка выходит очень кривой, и какой-то половинчатой. Полицейский с ярко выраженными нетрадиционными наклонностями отшатывается. А вот нечего было смотреть на Эрнста, когда тот пытается улыбнуться.
– Вот дерьмо! Доллары. Американские! – пожалуй, если бы лица людей не были реальными, а такими, как в японских мультиках, которыми промывают мозги уже несколько десятков поколений молодежи, лицо капитана в данный момент победило бы на конкурсе самых больших глаз, которые теперь расширились едва ли не до вылезания из орбит.
– Ага. 2007 года, - подобострастно поддакивает другой, А выглядят будто только что из печати.
Ну здесь ты погорячился, мальчик. Я с ними в луже искупаться успел. А потом постирать вместе с одеждой. Так что выглядят они, в лучшем случае, как из задницы…
Бравый капитан покраснел, словно с минуты на минуту собирался взорваться. И почему именно ему всегда попадались всякие идиотские дела, разрешить которые было не то что бы невозможно, но очень затруднительно. Да и лениво.
– Ты где, щенок, их взял?! Да ты знаешь, что это такое? И сколько тебе за это светит? - ну все. Сейчас не хватало только того, чтобы этот крайне неприятный тип начал орать, брызгать ядовитой слюной и раздуваться на глазах.
Сам ты щенок. А я змий зеленый, - разумеется, не вслух, вслух Эрнст лишь усмехнулся..
– Отставить улыбку. Я спрашиваю, где деньги взял? – дядя начинал нервничать, постепенно меняя цвет лица с помидорно-красного на темно-багровый. Так, гляди, и инфаркт хватит. А тащить такую тушу в морг очень затруднительно.
И что ответить? Не объяснять ведь недалекому капитану полиции то, что несколько часов, а, может, и дней, парень так и не привык определять точное время своего отсутствия в этом прекрасном Мире, его совершенно случайно выкинуло в начало прошлого тысячелетия, и он, не будь дураком, решил немного подзаработать на этом. Все равно его шутки никто не оценит и не поймет, а он не привык безответно веселить публику.
– В сейфе, - тоном деревенского дурачка сообщил парень, не считая своим долгом пускаться в дальнейшие объяснения.
- …!!!  - похоже, мальчишка изрядно нервировал капитана. А ведь он еще даже не начинал. Что ж, можно считать, что день удался на славу. Не приходилось даже напрягаться ради того, чтобы вывести кого-то из себя. Впрочем, дядю можно было понять. Не каждый день он держал в руках деньги печати прошлого тысячелетия, которые в настоящем стоили огого сколько, вот только достать их было невероятно трудно и, к тому же, не слишком законно.
– Подождите, герр Мюллер, - вкрадчиво начал второй, все-таки решившись подойти ближе, и даже закурить – А в сейфе они откуда?
Эрнст, словно и ждал этого вопроса. В глазах загорелся огонек, не предвещающий ничего хорошего, кроме огромной дозы бреда, пригодной разве что для слона.
– Так родственник в наследство оставил, - хмыкнул он, поворачиваясь лицом к полицейским. Несмотря на все свои неопровержимые таланты, парень еще не научился видеть и разговаривать задницей, а отказывать себе в удовольствие созерцать лица собеседников было выше его сил, – Предок мой далекий. Я ж, товарищ капитан, корнями именно оттуда. Ну… Америка, гамбургер, кока-кола, хиппи – мир во всем мире. Так вот, дед мой далекий, да, богатым был больно. И его за это бах-бах-бах-бах-бах, - Эрнст не отказал себе в удовольствии пострелять из пальцев в недовольных красивым изложением дяденек – Итальянские мафиози, - более спокойно, будто бы он только что и не изображал пресловутого итальянского мафиози с большим черным пистолетом продолжил парень, на ходу пытаясь придумать более трагичное окончание истории – А он старый был, и завещание успел написать, на имя своего сына, ну еще одного моего далекого предка. Да только завещание в банке осталось, в сейфе. А его возьми – и завали при каком-то идиотском взрыве, в 2012, когда народ бегал по улицам, паниковал и, чтобы не дожидаться конца света собственноручно его устраивал, - похоже, полицию пока что все-таки устраивала такая довольно правдоподобная, но пока что не настолько, чтобы в нее поверить, история. Эрнст тем временем подошел к окну и довольно вежливо сообщил – Жарко тут у вас. Накурено. Можно свежим воздухом подышать?
– Ну дыши, коль хочешь, - а почему бы и нет? На окне все равно, как и положено, решетки. Толстые, с человеческий палец. Через них даже такой скелет, как Эрнст не пролезет.
– Вот и славно, - совершенно искренне обрадовался парень, выдерживая все тот же, так полюбившийся ему, типаж деревенского дурачка – Ну, бабах – и все. Крандец и сейфу, и банку, и, собственно, городу. Завалило, - Эрнст с наслаждением вдохнул свежий воздух, вихрем ворвавшийся с улицы в душную комнату и весело взъерошивший парню волосы – А сейчас раскопки пошли. Копают, все то ли Атлантиду, то ли Янтарную Комнату ищут, этих археологов фиг поймешь. Вот и откопали. Составили это… древо гинекологи…генеалогическое, а я -  парень гордо выпрямился, показывая, насколько он крут. Еще бы, быть родственником давно истлевшего бизнесмена – великая честь. – Единственный родственник, до которого смогли докопаться. Собственно, сначала хотели деньги в какой-то благотворительный фонд моркововедов отдать, но после передумали, когда я на них в суд подал, за хищение имущества. А бумажки в сейфе сохранились, чего б им не сохраниться. Они ж лежали, никого не трогали и их никто не трогал…
Нет. Все-таки не поверили, гады. Хотя Эрнст так старался, так правдоподобно рассказывал, что не верить в данном случае грех. Ну и ладно. Ему вообще-то пофиг.
– Ну… Я пойду? – вежливо, почти что скромно. Словно неуверен в том, что его вот просто так отпустят. И правильно неуверен.
– Куда?! - дуэтом. Да им бы в цирке выступать, а не в полиции работать. С такой развитой мимикой и умением синхронно разговаривать, их бы точно взяли в клоуны.
– Туда… - отрешенный взгляд, обращенный к всевидящему и всезнающему потолку. А ему ничего не оставалось делать, кроме как слушать и внимать. Легкий удар плечом по решеткам, и прыжок вслед за ними с одновременным трагическим воплем – Простите за окно, товарищ капитан! Я честно не хотел!
Два этажа – не такая уж и большая высота. Здесь парню действительно повезло. Василиск василиском, а если бы его поместили этажа, например, на три повыше, то тут уже никакая регенерация не помогла бы. Плечо жутко болело. Все-таки решетки делают на славу. Выпали – и на том спасибо.
– Чудесно. А весь недельный заработок у них остался, - все-таки эти злые полицаи умудрились расстроить Эрнста. Но ничего. Он мстительный и еще наведается в этот грешный участок за честно выигранными в покер деньгами, когда-то в далеком 2008.
Парень оглянулся на двери здания, которые почему-то не спешили распахиваться. То ли капитан и этот мелкий служащий застряли в проеме, решая, кто из них первый помчится в погоню, то ли… Хотя зачем это знать? Парень пожал плечами, словно говоря самому себе, что его их дальнейшая судьба не касается, и, ссутулившись, побрел в ближайший переулок. «Пофиг на все», это, конечно, серьезная мотивация для того, чтобы постоять и покурить, но ему совершенно не хотелось разыгрывать комедию по второму кругу.

14. Ссылка, где вы нас прорекламили:
=_= Пожалейте трафик бедных рабочих колхоза…Впрочем, кого я обманываю? Мне эта реклама почти бесплатно обойдется, но поныть же надо? Хотя бы для удержания равновесия мира. Я всегда ною по поводу рекламы, и обычно это прокатывает…
Вот:
http://game.4bb.ru/viewtopic.php?id=20&p=26#p2102